— Значит всё-таки лучше знать всю правду?
— Я в этом не уверена. Но, узнав её однажды, ты уже не сможешь вернуться назад, к незнанию…

По-моему, лучшее описание для "Тринадцатой сказки" Дианы Сеттерфилд, в которой правда действительно не главное, гораздо важнее то, что ее породило. Роман я полюбил за то, что он вызвал во мне бурю эмоций, похожую на ту, что осталась после "Грозового перевала": когда тебя окутывает безумие, ты падаешь в темную бездну, а вокруг порхают светлячки, и в полете ты лишь беспомощно тянешь к ним руки - но не ловишь. И все еще не можешь разглядеть дна.

"Тринадцатая сказка" - роман, который я приобрел чисто случайно, но теперь он занял почетное место в моем личном топе любимых книг. Фильм такого, к сожалению, не добился, но смотреть его было приятно, поскольку основные акценты все же расставлены, несмотря на упрощение сюжета: выведение из повествования многих персонажей, в частности, Аврелиуса (его практически нет в фильме, а ведь он - важная часть истории!), отступление от линии Эстер (в книге она предстала более рациональной и ученой дамой), полное игнорирование личности главной героини (да, по сути она является нашими глазами, но в книге ее все же раскрыли через отца, в фильме - дали как факт.

Но за что я безумно благодарен фильму, так это за идеально переданную кульминацию всего романа. Потому что тогда действительно было страшно поймать этот самый светлячок. Когда ты боишься и правды, и незнания - каково это? Но что, если эти екающие моменты растягиваются на недели? Годы? Десятилетия? И ты умираешь, так и не осознав, что ты натворила. Или же?..

скажи мне, кто тыДикий вопль звучит у меня в ушах. Неужели так может кричать человек? Или это шум разрастающегося пожара? Я даже не в состоянии понять, откуда исходит этот звук: из запертой комнаты или из моей собственной груди. Начавшись с резкой гортанной ноты, он нарастает и на пике интенсивности поднимается до пронзительного визга, но и после этого — когда, казалось бы, уже не хватит никакого дыхания — тянется и тянется утробно низким воем, безграничным, заполняющим собой и поглощающим этот мир.

Наконец этот звук гаснет; теперь слышен только рев бушующего пламени.

Вот мы на улице. Идет дождь. Мы падаем на мокрую траву и катаемся по ней, чтобы погасить тлеющие волосы и одежду. Прохладная влага приносит облегчение обожженной коже. Потом мы замираем, лежа на земле лицами вверх. Я ловлю ртом капли дождя. Они текут по лицу, промывают глаза, и я снова обретаю способность видеть. Никогда прежде я не видела такого неба: густо-синего, с проносящимися в вышине аспидно-черными тучами и падающими наземь серебристыми лезвиями дождевых струй, а на этом фоне — ярко-оранжевое зарево пылающего дома, фонтан огня. Небо рассекает зигзаг молнии, за ним еще и еще.

Младенец. Я должна сказать Эммелине о младенце. Она будет счастлива узнать, что я его спасла. Это все поправит.

Я поворачиваю голову к ней и собираюсь заговорить. Ее лицо…

Ее бедное прекрасное лицо превратилось в красно-черную маску, месиво из копоти, ожогов и потеков крови.

Ее зеленые глаза пусты, ничего не видят и не узнают.

Я смотрю на это лицо и не нахожу в нем знакомых черт.

— Эммелина? — шепчу я. — Эммелина?

Она не откликается.

Мое сердце готово разорваться. Что я наделала? Неужели?.. Возможно ли?..

Я страшусь узнать правду.

Я страшусь незнания.

— Аделина? — спрашиваю я дрожащим голосом.

Но она — этот человек, этот некто, та или не та, одна либо другая, моя любимая или чудовище, эта не-знаю-кто, — она молчит.

Приближаются люди. На аллее слышны голоса, тревожно перекликающиеся в ночи.

Но ведь ты не виновата, однако все равно ждешь, когда за тобой придет ужасный волк и отправит обратно, чтобы ты вновь стала сорняком на клубничной грядке. Никто никогда не узнает, что именно сделала ты, и самое страшное, ты и сама не поймешь.

Даже твое твое новое имя - Вида Винтер - не поможет. Да и кто в состоянии распутать те кровавые нити, которые связали между собой близняшек из Анджелфилда и призрака, воровавшего с грядки свежие овощи? Кто ответит за грехи Чарльза и Изабеллы. с которых началась эта история? Кто скажет, насколько велика вина Эстер и доктора? И что теперь будет со всеми вами, там, где правда уже действительно неважна?

Я не знаю, возможно, действительно преувеличиваю значимость сего романа и его ценность, однако меня он зацепил, дав мне столько тем для размышлений, которые неосознанно побулькивают в голове до сих пор (те же соулмейты пришли ко мне явно от "Тринадцатой сказки") и напоминают о бедной девочке, которая до самой смерти не могла упасть и перестать бояться.