Нет, ну не все так плохо будет. Никаих соплеразведений, кофе и сигарет. Я просто выложу две старые сказки и одну новую. Небечены, плохо вычитаны. Но в свое время я захлебывалась слезами, выписывая каждую букву. На что-то гениальное эти вещи, конечно, не тянут, однако под плохое настроение почитать можно.

Страна Голубых облаков

читать дальшеВ стародавние времена свет полнился волшебниками всех мастей. Были среди них и простейшие ведуны, и хитрые колдуньи-разлучницы, и справедливые маги, и сильнейшие мистики. За небольшую плату они брались разрешать людские споры и проблемы.
Но увидела одна волшебница страны Солнечного духа, что дела ее и собратьев идут людям только во зло, и рассердилась.
- Что же это делается в этом мире, если простые желания ожесточают сердца людей? Почему они начинают требовать от нас все больше и больше? Да получит каждый по делам своим!
И превратилась она в пушистые, отливающие голубым, облака. Они разлетелись по всей стране, закрывая собой любимое жителями солнце. В стране воцарилась прохлада. Теплолюбивые цветы поникли и вскоре совсем зачахли. Жалобно мяукали кошки, привыкшие греться на солнышке, и торопливо убегали за пределы страны. Последним исчез загар с натруженных крестьянских тел.
Страна Солнечного духа превратилась в Страну Голубых облаков.
Ходят слухи, что в самом сердце страны, на берегах озера Непролитых слез, можно увидеть упавшие с неба облака. Поднимешь их, сожмешь в руке – и исполнится твое самое заветное желание… Но по народному поверью, найдет это место лишь тот, кто действительно в нем нуждается.

Прошло несколько столетий. Жители забыли древнюю легенду, как забыли и солнце. Оно пропало из их лексикона, было вырезано из книг и стерто со всех фресок. Лишь ненаследная принцесса помнила «эту старую сказку», однако никому о ней не говорила. Мечтательная по своей натуре, она часами могла бродить по разбитому возле дворца саду и, слушая шелест листьев, представлять, как красив был раньше сад при свете солнца. Временами в ее грезах возникали незнакомые фигуры, чьи лица скрывались дымкой тумана. Они ходили рядом с принцессой, смеялись и вместе ожидали, когда же наступит рассвет…
Приехавший однажды по делам принц соседней страны тоже был восхищен садом и вечером спросил разрешения пройтись по нему. Это было действительно красивое и спокойное место. Оно не создавало иллюзии остановившегося времени, не погружало в сладостную дрему и не слепило глаз обилием волшебных цветов – оно просто дарило расслабляющую тишину.
Позволил себе расслабиться и приезжий принц. Он ослабил узел галстука и улегся на траву, примяв ее животом.
Принц расслабился и опустился на траву. Бессвязно стал вычеркивать на пыльной тропинке аккорды. Он играл на гитаре – по-крайней мере, так он называл это. Но его музыка была сухой и однообразной, а слова песен – более чем простыми и навевающими скуку. И сейчас, слушая непривычную тишину, принцу казалось, что он вот-вот найдет те самые аккорды…
Хрустнула ветка. И из-за поворота вышла ненаследная принцесса, но, заметив принца, замерла, точно вкопанная.
Принц выругался и мгновенно стер аккорды, после чего недовольно посмотрел на нее.
- Вы может пройти, - язвительно сказал он.
Однако принцесса сделала лишь несколько шагов и опустилась на корточки. Ее глаза с интересом рассматривали темную кожу иноземного принца, его выгоревшие волосы и обгоревший нос.
- Какое оно, солнце? – внезапно спросила она.
- Обычное. Жарит вовсю, не давая нормально дышать, - отвечал сердито принц.
- На что оно похоже?
- На слепящий лимонный круг, - раздраженно сказал принц.
- Вы говорите так, точно оно плохое.
- А, может, и так! Вам должно быть все равно.
Тишина стала напряженной. Было очевидно, что присутствие принцессы раздражает принца. А она, наивная, так обрадовалась, что хоть кто-то проникся волшебством этого сада и готов будет поделиться ней этим открытием! Подходя к принцу, она предвкушала, как они, перебивая друг друга, будут торопиться высказаться.
Однако это была всего лишь реальность, где принцу было наплевать и на принцессу, и на ее мечты, и на вообще всех. То ли он боялся привязанности, то ли сознательно не давал себе симпатизировать кому-то – этого не знал даже сам принц. Сейчас ему хотелось лишь научиться играть на гитаре, а остальное всегда можно сделать потом. Никто ведь не умрет, если он женится в, скажем, сорок лет и заведет первого настоящего друга не раньше тридцати…
Знай об этом принцесса, она бы навряд ли спросила принца разрешения писать ему. Он вскинул брови, точно в удивлении, и сердито ответил:
- А смысл? Через два ответных письма ты все равно забудешь обо мне.
С этими словами он поднялся на ноги и направился вглубь сада, оставив принцессу в одиночестве. Она же закусила губу, чтобы не расплакаться от обиды, и дала себе обещание написать ему, несмотря на грубость. Наивная мечтательница была уверена, что они сумеют подружиться.
И она действительно отправила ему длинный свиток пергамента, на котором так старательно выводила буквы. Однако спустя некоторое время письмо было возвращено в нераспечатанном виде. Вот только принцесса никогда не узнает об этом…
В утро того дня она встала намного раньше, чем обычно, чтобы успеть до завтрака сходить до самого любимого места во всех Голубых облаках – к истоку водопада Слез. Он являлся продолжением шумной бурной реки, стремительно сносящей все на своем пути. Речные берега были покрыты острой галькой и плесневелыми ветками.
Принцесса любила это место еще больше, чем сад. Каждый раз, приходя сюда, она верила, что именно сегодня с неба упадет легкое облако и подарит возможность загадать одно-единственное желание – увидеть солнце. Облака падали и раньше, но сносились бурным течением вниз по водопаду, где их вылавливали уже потерявшими свой голубой цвет и легкость. Они становились не более чем мокрой шерстью.
Осторожно пробираясь вдоль берега, она внезапно заметила впереди что-то светлое, периодически безуспешно рвущееся вверх. Подходя ближе, она различала нежный голубой цвет, округлые контуры… Сердце ее забилось быстрее. Неужели?..
В гальку была воткнута толстая ветка, прижимавшая собой небольшое пушистое облако. Оно подпрыгивало, рвалось в стороны и, как показалось впечатлительной принцессе, тихо плакало. Принцесса наклонилась и потянула ветку вверх. Однако вытащить ее было не так просто. Гнилая кора крошилась меж пальцев, оголяя скользкий ствол. Так же мешались небольшие острые сучки, росшие по длине всей ветки. И лишь с двадцатой попытки принцесса сумело освободить облачко. Оно легко поднялось с земли и закружило вокруг нее. Казалось, ранение не причинило ему никакой боли, и даже отверстие уже закрылось мягким пухом.
Оно ждало. Ждало, когда принцесса наберется мужества и озвучит свое желание. Ведь с недавних пор у нее появилось второе, не менее важное, желание. Оно жгло порой сильнее первого и казалось, что даже никакого солнца не надо – настолько мгновенно горячеет кровь.
Облако нетерпеливо подпрыгивало, заставляя решать скорее. И она выбрала принца.
- Хочу спасти принца Королевства Золотых дождей от одиночества!
Облако дрогнуло, и из него заскользили вниз маленькие разноцветные снежинки. Они плотным коконом облепили принцессу, превратив ее на какое-то мгновение в расписную куклу. И – почти сразу же! – исчезли вместе с ней, точно их и не было.
Старая легенда оказалась явью, и с того дня сердце принца начало смягчаться. Медленно, неуверенно, точно плавящийся на солнце шоколад. Люди начали тянуться к его музыке, а после - и к нему самому.
Он часто играл в своем солнечному саду, и согревающиеся под его теплом струны переставали капризничать и рвать кожу на пальцах. Мелодии звучали увереннее и добрее, из них пропадала сухость, оставляя о себе лишь мимолетнее воспоминание. Принц заметил это, и часто стал оставлять гитару на солнечной стороне сада. Когда он возвращался, его встречал теплый, как бок любимой кошки, корпус и послушные тугие струны. Принц улыбался, проводил рукой по декам и иногда – от переполнявших его чувств – касался губами головки грифа. В такие моменты он невольно вспоминал робкую принцессу Голубых Облаков. Ее глупые вопросы. Желание пообщаться с ним. Неловкая попытка завязать дружбу. А после – что было после? Что с ней происходит сейчас?
- Когда-нибудь, - он вскидывал голову, - я обязательно приглашу тебя посмотреть на солнце!
И он резко провел пальцами по струнам. Они радостно отозвались, и принцу показалась, что он отчетливо услышал знакомый тихий голос: «Я обязательно приду».

Ходят слухи, что в самом сердце страны можно увидеть упавшие с неба облака. Поднимешь их, сожмешь в руке – и исполнится твое самое заветное желание… По народному поверью, найдет это место лишь тот, кто действительно в нем нуждается.

Солнечный зайчик

читать дальшеКогда Кира была маленькой, она очень любила брать маленькое мамино зеркальце и с его помощью ловить солнечных зайчиков. Те испуганно дрожали на стареньких обоях, робко прыгали по деревянной стенке и выпрыгивали в окно.
Кира никогда не могла их поймать.
Она плакала, дрыгала ножками, дергала маму за рукава и просила деда Мороза подарить ей на Новый Год солнечного зайчика, но под елкой неизменно оказывалась лишь коробка с желтым плюшевым кроликом. Не более того.
Зайчик не дарился и на день рождения – ни в одной из многочисленных коробок с пышными бантами. Не находила она его и в обертках покупаемых шоколадок. Зайчик существовал лишь в те недолгие минуты, когда она игралась с маминым зеркальцем.
Кира много думала о нем. Какие у него ушки, насколько пушистая шерстка и сколько улыбок он может зажечь в сердцах людей. Как выяснилось, ни одной. Почему-то все люди совершенно равнодушно выслушивали ее восторженные рассказы и смотрели на солнечные блики на обоях. А после говорили, что все это – милая детская выдумка.
Кира дула губки, хныкала, но в итоге сама закинула зеркальце куда подальше. И стала интересоваться платьями, помадами и мальчиками. Она взрослела, торопливо убегая от детства, точно от горящего дома. Она бежала от его жара, от всех искр, летевших к ней, от трещавшей за спиной древесины, бежала, точно сама не была раньше частью этого пламени.
Ей показалось, что она забыла. Выросла, вышла замуж и родила дочь – повторив точь-в-точь судьбу своей матери. Да, думала Кира, я счастлива. Но на всех фотографиях ее улыбка никогда не выглядела более чем привычным сокращением лицевых мышц. Она улыбалась и улыбалась красиво, демонстрируя ровные зубы, но и только. Она смеялась, и смех ее радовал слух, но дочка всегда хмурилась и говорила, что «мама лживая».
И в один из таких праздничных дней, она ушла в свою комнату и захотела привычно заплакать, как вдруг ее взгляд упал на небольшое зеркальце, небрежно брошенное кем-то на кровать. Память отчего-то подкинула в голову воспоминание о большом желтом кролике, подаренном отцом, а рука сама потянулась к зеркальцу.
Пахнущее почему-то плесенью, оно послушно легло в ладонь Киры и повернулось к стене.
На новых, недавно поклеенных обоях, дрогнуло несмелое пятно. Дрогнуло, а после приняло вполне различимые очертания: длинные дрожащие уши, мощные задние лапки и круглый, как помпон, пушистый хвост.
Зайчик снова загорелся на стене! Только в этот раз он уверенно сидел на своих задних лапках и с интересом смотрел на нее.
- Здравствуй, Кира, - мягко произнес он, и Кире показалось, что она слышит в его голосе знакомые отголоски тоски.
Оставленный позади пожар не потух полностью. Достаточно лишь поворошить угли и подкинуть одну слабую веточку, чтобы пламя разгорелось вновь.
Солнечные зайчики являются частью нашего детства. Они несут ее в себе как напоминание о том, кто мы все на самом деле. Ребенка в нас не убить никогда. Но можно запереть и уморить. Так что если вы чувствуете, что ваш солнечный зайчик куда-то пропал, то найдите его скорее. Ведь радостных и искренних детей в нашем мире становится все меньше….

Название: Не та цена
Автор:  Somedy
Рейтинг: PG-17
Жанр: romance, angst, hurt, mysticism
Персонажи: Аван, инкуб
Статус: завершен
Размер: мини
Саммари: вместо того, чтобы мстить; вместо того, чтобы простить… ты выбираешь самый трудный путь
Дисклеймер: все мое – сказало злато; все мое – сказал булат (с)
От автора: о, эта неловкая попытка закосить под Лавкрафта
Права размещения и публикаций: спросите – приличия ради



читать дальшеВ некоторых случаях на самом деле нет никакого выбора. Просто в один момент ты понимаешь это так же отчетливо, как факт собственного существования, и смиряешься с этим. Сердце постепенно начинает ровнее биться, мысли упрощаются и перестают хаотично перескакивать с одного объекта на другой. И кажется, что все произошло самой собой, совершенно естественно, по велению матери природы.
До тех пор, пока лицо сидящей напротив девушки не каменеет, словно ее лицо превращается в гипсовую маску. На несколько мгновений она закрывает глаза, однако слезы все равно прорываются сквозь ресницы, а спустя пару минут она громко рыдает, уткнувшись парню в плечо.
И этот момент – самый тяжелый для обоих. Словно пол проваливается под ними, и начинает казаться, что время сжалилось над ними и дало несколько последних секунд, наполненных безумной надеждой. Той самой, которая временно смягчает своим безрассудством всю боль и позволяет прекратить задыхаться собственным дыханием.
Ведь на самом деле они оба знали, что никакого выбора не было. Она знает, что надо было отпустить. Но так же помнит, как он отверг это ее великодушное предложение. Он знает, что не надо было давать ей надежду. Но разве можно обмануть страсть?
Она боится смотреть на него. Потому что жалость в его глазах добьет ее окончательно. Нет ничего страшнее того, что называется «позволил обманываться из жалости», поскольку это не просто заставляет тебя терять самообладание; это буквально уговаривает тебя поддаться соблазну и отдать свою душу на растерзание Обиде, Самолюбию и Гордыне, которые будут нашептывать свои речи еще не один месяц.
Она прекрасно знает это, поскольку один раз ей довелось пережить подобное. Но в тот раз все было проще, хотя бы потому, что на память не осталось ничего.
- Прости меня, Аван…

- Бедная маленькая девочка уже, наверно, совсем обессилела от рыданий? Она хочет попросить меня покончить с этим и даровать ей ничтожную пустоту, в которой не останется даже облегчения? А знает ли малышка о том, что эта пустота никакая не мрачная, черная и наполненная воплями несчастных душ, как она себе наверняка представляла? Там не будет ничего…. Кроме тебя.
Последние слова звучат слишком тихо для человеческого уха, и Аван остается лишь догадываться, что произносит демон. Он сидит у нее в ногах - холодный, прямой, пахнущий странной смесью приправ, в которой причудливо сплетаются карри, мята, имбирь и гвоздика.
- Я смогу предложить тебе того, от кого ты не сможешь отказаться. Признай, что стоит этому юноше вновь появиться на горизонте, как ты забудешь о своем наивном желании умереть? Я наблюдал за тобой и видел, как твое тело реагирует на его появление. О, оно буквально взрывалось от нетерпеливых стонов, гнулось под давлением его взгляда и дрожало, когда он нашептывал тебе что-то на ухо. Я мог бы коснуться более интимных подробностей, но думаю, ты и без меня прекрасно все знаешь…
Инкуб резко наклоняется к ней, заставляя практически мгновенно вспотевшей спиной вжиматься в твердый диван. Его руки по-разбойничьи быстро прокрадываются под ночнушку Аван и обхватывают ее мягкие груди, отчего сердце девушки начинает биться еще более испуганно, чем прежде, точно намереваясь за эти несколько секунд отстучать все оставшиеся удары своей жалкой жизни.
Губы демона искривляются в довольной усмешке. Еще несколько мгновений, и эта душа потеряет для него свою привлекательность. С людьми всегда так. Страсти и вожделения этих созданий так легко их к гибели, одним своим существованием перечеркивая все шансы на счастливый исход. И Аван не становится исключением. Ее одержимость этим юношей – по своей природе таким же демоническим, как и сам инкуб, - настолько велика, что она реагирует на преображение демона мгновенно, даже не задаваясь такими, казалось бы, важными и логичными для любого здравомыслящего человека, как, например: «Почему я?», «Что он потребует взамен?» или хотя бы «А сможет ли он занять место Ната… хотя бы на одну ночь?»
Но какие, впрочем, могут одолевать сомнения, когда твое тело оказывается во власти Похоти и Желания, находящиеся под контролем их законного господина, принявшего самый дорогой для тебя облик, от которого не только кровь застывает в жилах, но и начинает казаться, что отмирают и клетки собственного тела, словно забывшие о своих основных, жизненно важных функциях? В такие моменты несложно отказаться и от дыхания, ведь оно, так же, как и собственные неуклюжие конечности и падающие на лицо волосы, кажется ненужным и рудиментарным.
Остаются лишь вышеупомянутые Похоть и Желание, верные слуги инкуба, которые без устали в течение ночи доказывают друг другу свою силу, заставляя слабое тело дергаться в сладких муках, изгибаться в моменты особых наслаждений и причинять боль: как и самому себе, так и другому телу – случайно, в забытьи, сквозь умоляющие стоны.
И когда Аван случайно ударяется головой о спинку дивана, инкуб окончательно понимает, что образ молчаливого Натаниэля Верде завладел разумом девушки безвозвратно, разрушая его и заставляя опускаться до примитивных инстинктивных желаний, которые всенепременно отправят глупышку Аван в холеные руки самого инкуба.

- Ты меня… слышишь?
- Думаю, да, малышка. Ты недовольна моей работой?
- Нет, я… хотела просто спросить, каково это, быть демоном?
- …
- Почему ты не хочешь мне отвечать?
- А зачем? По-моему, тебе и так очень даже неплохо, разве нет? Моя работа в этом мире заключается в том, чтобы разлучить тебя с болью, а не в ответах на глупые вопросы.
- … Извини.
- Лучшим извинением для меня будет твой стон. Громче, прошу, громче! Так, чтобы он перешел в вопль!

Находиться в зависимости от кого-либо на самом деле не так уж и плохо. Отпадает необходимость быть собой и принимать решения – достаточно лишь один раз, под влиянием глупых, незваных соленых слез, обратиться к матери Лилит и, задыхаясь, попросить отмщения – за чужое счастье.
«Оно ведь не мое, ты слышишь?! Это все слишком правильно и логично… Я не хочу, чтобы все закончилось слишком уж счастливо, поэтому, если ты все-таки существуешь… и если слышишь меня, то уничтожь их идиллию любой ценой! Даже моей души!»
И ее крик был услышан. Впрочем, поначалу жалеть об этом Аван не приходится: медленное превращение в живую куклу не пугает, а даже завораживает. Постепенно исчезают те уникальные штрихи, которыми данный индивидуум выделяется среди прочих. У Аван, например, смягчается кожа на руках, поскольку она больше не грызет ее в особо нервные минуты, а с лица словно водой смывает все эмоции – и этого оказывается достаточно, чтобы превратить ее в покорное существо, у которого остается лишь одна мысль: «Поскорее бы в спасительный сон».
Ей приходится учиться управлять своими снами, чтобы сознательно увеличивать время, отведенное ее личному похотливому демону. Она зависит от него. Точнее, от той личины, которую он надевает. Этот образ наполнен для Аван настоящей природной мощью, перед которой расступаются все социальные постройки и защиты, только для того, чтобы склонить колени перед своим истинным господином – Натаниэлем Верде.
- Ты знаешь… твоя манера двигаться заворожила меня сразу. Дикая и свободная, как у волка, - в свое время говорила Аван предмету своих желаний.
И это было единственным, что она успела ему сказать. А потом пришел демон, не давший ей поддаться минутной слабости, во время которой она молила о смерти, о таком легком и бессмысленном способе покончить с раздирающими сердце когтями дикого зверя, ошибившегося в своем выборе. Повелитель похоти показал ей, что желание умереть равносильно поеданию протухшего, источающего зловонные миазмы мяса, покрытого зеленой пленкой, – в обоих случаях разочарование неизбежно. И оно будет сопровождаться сильнейшим желанием вернуть все обратно и никогда более не менять сложившийся порядок вещей. Смерть, ровно как и протухшее мясо, придет в свое время и место.
- Но сейчас твое место рядом со мной.

- Милая моя девочка, ты бы не хотела помочь своему возлюбленному?
- Все, что ты пожелаешь, Нат, я сделаю, только скажи.
- Бла-бла-бла… Зачем же столько слов, малышка, в особенности в контексте чужого имени? Они такие же лишние в этой комнате, как и твоя одежда. Лучше прижмись ко мне потеснее, коснись своими губами моего разгоряченного тела и доставь мне удовольствие. А я пока расскажу, что тебе предстоит сделать… Мать Лилит приняла решение. Она почти так же искренне, как и я, хочет помочь тебе избавиться от твоей болезненной зависимости и поэтому просит тебя убить этого ничтожного, чтобы руки твои потеплели от его крови, а сердце твое, при виде его сердца, уже не бьющегося, успокоилось и согласилось подчиняться мне безгранично.

Однако сладкие речи демона оказываются обманчивыми, словно свежий утренний туман, скрывающий мутные улицы; а его образ постепенно исчезает из сознания на фоне развернувшихся событий, которые, как предсказывал инкуб, должны были принести девушке долгожданное успокоение. Вместо этого ее разум подвергается еще большему испытанию, нежели ранее, ведь теперь она остается совершенно одна – посреди просторной комнаты, растерянно наблюдая, как от чашек со свежезаваренным чаем все еще поднимается пар. А рядом – тело. Его. И на столике – ножик для разрезания торта. С закругленным краем, сделанный из плохого железа, однако достаточно острый для того, чтобы прорвать кожу.
И Аван раз за разом вонзает этот нож в живот Натаниэля, точно создает кровавую картину на его теле. С каждой отметиной ее удары становятся все слабее, пока девушка наконец не отбрасывает нож в сторону и не начинает раздирать податливую кожу руками, пачкаясь в крови и сукровице. Вскоре пальцы Аван обхватывают кишки, точно щупальца, и с силой начинают выдирать их из тела. Сжимая их в разных местах, она невольно придает им вид любимых сарделек, отчего ее живот начинает требовательно урчать.
Приходится на несколько минут остановиться. Открывшейся картиной, наверно, был бы доволен великий автор «Некрономикона» - перепачканная кровью, с чужими кишками на коленях, девушка с аппетитом отрывает большие куски от торта и торопливо запихивает их себе в рот. А после она снова хватает столь небрежно отброшенный нож и начинает резать кожу в области солнечного сплетения. Периодически слышится неприятный звук столкновения железа и костей, за которым неизбежно следует хлюпанье остывшей и начинающей густеть крови.
«Вот он, твой богатый внутренний мир», - ухмыляется девушка и вновь погружает руки в противное желе внутренностей Натаниэля. Остатки кишечника, печень, желудок - все это известно ей по урокам биологии в школе и не вызывает никакого интереса. Гораздо важнее выдернуть из груди сердце, позволив на мгновение абстрагироваться от сложившейся ситуации и почувствовать себя некромантом, управляющим плотью мертвецов.
Когда в ее руках оказывается сердце, с глаз словно спадает пелена. Аван резко моргает, после чего безвольной амебой опускается на пол рядом с Натаниэлем. Ее собственное сердце только что было пронзено пониманием того, что демон больше не вернется. Ибо незачем – игрушка, с которой он проводил ночи, сломалась, не выдержав того, к чему так упорно стремилась все эти годы, - рабского, слепого подчинения, не требующего от нее ничего. Кроме самой себя.
«Так что же я…»
Продолжить вопрос она не в состоянии даже мысленно. Аван медленно пододвигается к телу Натаниэля и свободной рукой обхватывает его ладонь; другой же продолжая прижимать к своей груди то, чего она так долго добивалась – сердце Верде. Вот оно, холодное, со стекающими каплями крови, которым можно играть как только пожелает душа. Но уже не нужна девушка такая игра. И души у нее больше нет.
Это был один из тех случаев, когда приходится признать, что на самом деле нет никакого выбора. Просто в один момент ты понимаешь это так же отчетливо, как факт собственного существования, и смиряешься с этим. Или же начинаешь шептать, словно молитву, одно и то же простенькое стихотворение, наполненное собственной болью, но уж никак не высоким поэтическим стилем:
- Он предпочел с другой остаться,
Позвольте ж больше не сражаться
За счастье. Душу. И покой.
Теперь – сомнения долой.
Мне воздалось по всем заслугам,
Я оказалась плохим другом,
Как девушка – вообще ужасна.
И что случилось – не напрасно.
Наверно, нет ничего плохого в том, чтобы лежать рядом с телом возлюбленного и для успокоения держать его за руку, бездумно повторяя эти простые строки и позволяя слезам скатываться по щекам, создавая на них подходящий атмосфере узор из туши и теней. Это не страшно, не обидно и даже не больно – наоборот, возникает какое-то странное и непривычное спокойствие, наполненное лишь двумя телами, безвольно растекшимися по полу. Рука об руку, голова к голове, сердце к сердцу – такое прекрасное чувство единения, идеальной совместимости, с ощутимым болезненным привкусом.
Аван не знает, сколько она уже лежит рядом с Натаниэлем, однако пересохшие губы уже перестают повторять наскоро сочиненное стихотворение, а глаза закрываются, точно в ожидании погружения в густой, тягучий омут сновидений, где ее поджидают самые разнообразные картины, проносившиеся в немыслимо медленном темпе перед ее глазами и заставлявшие содрогаться от отвращения и страха. Крики, запахи, прикосновения, галлюцинации и различные неврозы сливаются воедино, составляя вместе безумный хаотичный мир, представить который не сможет ни одно человеческое воображение. Он воспринимается лишь отрывочно, в виде отдельных элементов, каждый из которых врывается ледяной волной в ее сознание, заставляя на несколько мгновений буквально замирать от ужаса.
И за всем этим ей слышится эхо счастливого женского смеха. Казалось, стоит пробиться сквозь все эти мерзости вглубь, хотя бы к середине, как впереди промелькнет силуэт той, кто предложил для нее такое наказание, и… А что и? Лилит ответила на ее просьбу, прислав в ее сон одного из своих сынов, который не только временно согнал с ее странное состояние оцепенелой тоски, но и предложил одно из простейших решений проблемы – уничтожить ее источник. В том, что Аван согласилась убить самое дорогое, что у нее было, нет вины демонов.
Слишком слабая, слишком послушная. И к чему это привело? Похотливый демон, достаточно наигравшись с ее страстями и вожделениями, глубоко окунул Аван в топь собственных испражнений, заставляя ими буквально давиться. Месть определенно не стоила того. Нет. Точно нет. Цена была явно не та.
Хотя когда их блаженное уединение прерывает пронзительный женский крик и Аван, медленно повернув голову по направлению к нему, видит остолбеневшую от ужаса невесту Натаниэля, она начинает задумываться, что все-таки она заплатила не зазря.