главный итог года - возвращение к истокам

[ogig]

а именно к драбблам. вот только фандомы весьма сомнительны, но даже там нашелся свой читатель. старфундер, мтг, ебизодическая ваха - кто бы знал, нагадал и как до такой жизни дошли. пусть в сердешке моем все еще живы сотни рубеновских концептов, вываливать актуальное все равно нужно как минимум потому что в этот раз всегда прицельно

Rigor mortis [ сеттинг - Starfinder ]
тема - судьба корабля; написан на очередной братанский конкурс под возмущение ивана, что я делаю победителя слишком очевидным

дезфик, 531 слово

Тишина могла раздробить своей безысходностью кости – но вслушиваться было некому. Холод догрызал последние кислородные всплески, а в грязной темноте бесцельно кружил металл. Былые формы угадывать было некому: обломки крошились и леденели, цеплялись за мелкие астероиды – пояс Диаспоры принимал их как будто из жалости, – теряли память. Покорежившаяся обшивка чернела только сильнее, выдавливала краску с названием, моделью, символикой; за ней слетало все остальное.

Космос безжалостно подъедал останки, и первой переварил плоть. Ошметки скафандров с мрачными бурыми пятнами щерились проржавевшими горловинами шлемов. Прижимные кольца пережили владельцев, выдавив тех вместе со стеклами, системами жизнеобеспечения и съежившейся резиной. Органики почти не осталось – ее следов, запорошенных космической пылью, найти не удастся.

Надеяться некому. Насквозь прошитый льдом мусор застрял средь астероидов, мучительно быстро лишаясь своих же частиц. Сплющенные металлические контейнеры, лопнувшие спальные капсулы, раздувшиеся емкости с жидкостью, криво сбитые панели управления – часть кнопок заряд старательно держала, подмигивая красно-желтым.

Зеленому спектру не хватало введенных вручную команд; он быстро сдался и задушил агонию. Корабль заслуживал мирной смерти – но космос не вслушивался в мольбы, и накрывавший ультразвук сносил последние капли чего-то, так и не ставшего надеждой.

Безжалостная меланхолия, наливающаяся пурпурным сиянием под светом газового гиганта, обломки почти не высвечивала, бросала в тень астероидов в надежде на столкновение. Одним из последних в вытертые серые рытвины врезался шлюзовой отсек. Обросший пылью, изморосью и черным блестящим узором, тот вбился в поверхность почти покорно, сминаясь подобно бумаге. Взметнулись пыль, быстрая струя газа – и двери, погнувшись, выплюнули бескровную иссохшую руку. Единственно удержавшаяся вена казалась острее кости; она прошила собой кожу и вытащила наружу мышцы. На скрюченных синих пальцах темнели трупные пятна, на пястной кости – болтался кожаный шнур.

Такие обычно крепили к защитным капсулам.

Такими обычно обвязывали для прочности.

Такими обычно не перевязывали кисти до полного онемения.

Неловкая попытка спастись, шепнуть, не в силах добраться до крика, Авессалому – или хоть Идари, Акитону, Верчесу! – что их корабль существовал взаправду. Летал, исследовал, лавировал в той же Диаспоре и все искал, искал, искал руины Голариона. Красивый миф – о чем-то меньшем, чем звездная пыль – держал исследовательский корабль «Ангстрем» всегда на курсе.

Верткий, быстрый, поблескивающий ультрамарином на обшивке, пробуривающий вакуум без колебаний; с глушащими весь порт двигателями и жестким, рывковым взлетом – «Ангстрем» уверенно искал правду, а вслед за ним тянулась и команда. Единым целым все стали поневоле, сошлись на палубе по разным причинам и вытолкнули к мостику того, кто не решался высунуться из шлема.

Отправиться на поиски Голариона – чего еще могли желать скрывающийся от властей Триакса исок, разочарованный в Фаразме рифорианин, забытая порту пилот-вертани и тщетно сражающийся с наукой ширрен? Ответ особо и не скрывался, раскрашивал собой обшивку, но признаваться – вслух, словами, подтверждая жестами, – никто не торопился.

Команде вполне хватало трех кают, вихляющихся скособоченных коридоров, просторного, ограниченного одним лишь иллюминатором, центра управления, пропахшего машинным маслом да химикатами инженерного отсека и грязного трюма. На большее никто не рассчитывал, пока не запустили ИИ – и «Ангстрем» не проложил свой нулевой маршрут, который привел всех, точно по гиперссылкам, к Диаспоре.

Без скафандров, дыхания и тел.

Дробить тишине больше нечего – кроме дергающейся меж звезд защитной капсуле, в которой, возможно, теплятся ответы. Признания. Секреты. Находки. И неосвоенные маршруты, едва ли забитые в навигатор – но выжженные в сердцах, раздавленных неизвестностью.

Пока в пределах Диаспоры все также стелется тишина, что становится лишь глубже и мучительнее с каждым вновь пройденным парсеком.



Во власти Завесы [ сеттинг - Magic the Gathering ]
в подарок для лучшей женщины мотыги; жизнь за лилиану и рыцарей!

драма, 272 слова

У Лилианы Весс не осталось ничего живого – и даже вселяемый ею ужас казался поддельным.

Легким, безумным и склизким – ведь от Завесы тянуло гнилью, обтягивающей пальцы; неумолимо липкой субстанцией, чей запах едва не выворачивал наизнанку саму Лилиану. Земля, перебродившая от червей и плесени, пожухшая листва, забившаяся под водосток, умерщвленные тела на грани разложения – все уступало Завесе.

И та, растленная вседозволенностью, разрасталась внутри Лилианы: в мыслях, чувствах, словах, движеньях. Все тени над Иннистрадом разом поблекли и, содрогнувшись, запрятались по закоулкам, чтобы спастись – жизнью владельцев, откушенной очередным вампиром.

Такое бессмертие Лилиану не интересовало; Завеса от него не ослабнет. Возможно, вопьется крепче, пройдется по чертам лица, ключицам, шее – и скроет Лилиану уже навечно.

Артефакт – безумнее слепой вечности, темнее вороха потухших искр – обещал скрыть от Лилианы ее волю, развеять по мирам и заменить… старательно запечатанной смертью. Лилиана не смогла вообразить этого. Ее разум выдал лишь слабо щерившийся ворсом шнур, вплетающейся меж извилин и натирающий их до крови. Эмоции же так и не сумели обнажиться.

Должно быть, все они вышли на первых заклинаниях: сквозь дерзкий, колющий руки поток энергии. И все они скользили по мирам неразрывным пурпурным саваном, в котором искра неизменно выжигала шесть имен. Завеса дотронулась лишь до двоих, скомкала тех и обратила в украшение, позволив Лилиане менять последних.

Человека-ворона – за то, что пытался ее застращать.

Сорина Маркова – за каждую каплю Иннистрада на подоле.

Николу Боласа – за жажду власти, что ткнула Лилиану носом в землю.

Джейса Белерена – за то, что он… Ни разу не пытался ее спасти?

Ответ грозился выдавить из Лилианы все то, что пощадила Завеса, и только яростно впившаяся в ткань рука сдержала правду.

Когда-нибудь Завеса сведет ее пальцы насмерть, позволив Лилиане захлебнуться собственной беспомощностью.